ее. Такое положение, давая артиллерии противника полную свободу действий, обрекало все, что было в сфере ее наблюдения, на уничтожение. Такой судьбе должна была подвергнуться, прежде всего, первая линия обороны, которую невозможно было скрыть от взоров противника… занимать ее большими силами являлось бесполезным. Следовало ограничиться наблюдателями и расположением в сильных укрытиях (гнездах) отдельных пулеметов, для встречи неприятельской атаки. Для нас это было недоступно, так как все позиции, которые нам пришлось оборонять, были легкого полевого типа; без искусственных препятствий, или с ничтожными (вроде 1–2 рядов проволоки); для устройства пулеметных гнезд у нас не было ни времени, ни средств».
Таким образом, русская пехота была вынуждена занимать значительными силами передовые позиции и нести от огня противника крупные потери.
М.В. Алексеев писал сыну: «Мерзавцы заняли часть наших территорий южнее Люблина и Холма. Собрав все, что мог, приостановил их движение, но со злобой смотрю на то, что 11 месяцев войны пошли насмарку. И опять мы около Красника, опять около Ополе. Повторение прошлого года и даже похожие тяжелые дни… Войска расстроены сильно и починить все это нелегко… Быть может, за все время войны не было для меня таких тяжелых дней и недель, как теперь переживаемые… Живу верою в лучшее и хорошее впереди…»
Вместе с тем не смог добиться желаемого и противник. Он понес огромные потери, его оперативно-стратегические замыслы были сорваны. М. Гофман записал в своем дневнике 3 августа (нового стиля), характеризуя некоторые летние потери германских войск на северном фланге «польского балкона»: «Русские собираются очистить Варшаву. На левом крыле Гальвица (армейской группы генерала артиллерии М. фон Гальвица. – А.О.) дела идут лучше после того, как мы уволили одного начальника. Я целое утро телеграфировал главнокомандованию. По-видимому, они начинают понемногу сознавать, что мы были правы (уже упомянутые противоречия между командованием Восточного фронта и Верховным командованием. – А.О.). …Во всяком случае, те 25 000 человек, которые мы потеряли убитыми и ранеными, они нам не вернут».
Х. Риттер отмечал: «В жестоких боях… оба противника понесли большие потери. Русские сумели сохранить себе свободу действий».
Отсутствие согласованности не только между австрийским и германским Верховными командованиями (Э. фон Фалькенгайн – Ф. Конрад фон Гетцендорф), но и внутри германского командования (Э. фон Фалькенгайн – П. фон Гинденбург) имело для Германского блока катастрофические последствия. Если в соответствии с июньским замыслом Э. фон Фалькенгайна в котел попадали до 6 русских армий, то в соответствии с коррективами его плана – лишь две армии. Соответственно, при удаче первой схемы речь шла о выводе России из войны – т. е. Германия приобретала шанс на благополучный для себя исход противостояния (напомним, что шансы у немцев были даже в марте 1918 г., летом же 1915 г. они вырастали в разы). Во втором случае речь шла лишь о тяжелом поражении русской армии, но уже без надежды на заключение сепаратного мира. Возможная судьба войны – такова цена «капризов» и «эгоизма» Ф. Конрада фон Гетцендорфа и П. фон Гинденбурга.
Но это – в идеале. Русская армия, обескровленная, почти без боеприпасов, вносила в эти планы более чем существенные коррективы. И австро-германцам не удалось реализовать «Летние стратегические Канны» ни в первой, ни во второй редакции.
Впечатляют цифры перебрасываемых на восток соединений противника (об этом – далее). Переброски превратились в систему и не ослабевали вплоть до осени.
В столь тяжелой обстановке русские войска могли и должны были рассчитывать на помощь своих союзников. Но англо-французские войска не предпринимали решительных наступательных действий. В то же время если русская армия и нуждалась когда-либо в помощи и поддержке своих союзников, так это именно летом 1915 г. Начальник Штаба Верховного главнокомандующего русской армией в телеграмме от 1 мая на имя генерала Ж. Жоффра и лорда Г. Китченера разъяснял положение русских армий и просил союзников о содействии, во-первых, переходом союзных армий к энергичным наступательным операциям и, во-вторых, – помощью снарядами, винтовками и патронами. Он отмечал также, что является крайне желательным не допускать перебросок немецких войск на Русский фронт с Французского.
И в дальнейшем русское командование обращалось с подобными просьбами к своим союзникам. Союзники же копили вооружение и боеприпасы, объясняя это собственными нуждами. Первая крупная боевая операция англичан и французов началась в Шампани только в сентябре, когда активные действия на Русском фронте завершались. Как говорится, комментарии излишни.
Отметим только, что если это и была «уплата» союзнического долга благодарности за Восточную Пруссию 1914 г., то все же стоит вспомнить, что в августе 1914 г. французской армии не пришлось ожидать русского наступления четыре месяца.
В целом, несмотря на катастрофические потери и отход русских войск, противник нес тяжелый урон, а наносимые русскими войсками контрудары объективно способствовали реализации общесоюзных задач. Постепенно расширяющийся в связи с продвижением противника Русский фронт стал резервуаром, поглотившим резервы германцев и австрийцев. Противник был вынужден выводить войска из боевой линии, сворачивать либо не осуществлять операции, чем пользовались союзники России по Антанте.
Союзники России совершенно справедливо квалифицировали подвиг русской армии летом 1915 г. как важнейший вклад в дело достижения общекоалиционной победы Антанты в мировой войне. Видели они и главные причины отхода русских войск.
Так, генерал Ж. Жоффр отмечал: «Великолепное усилие южных русских армий… возбуждает наше восхищение. Благодаря их храбрости, им удалось… не потеряв боеспособность, нейтрализовать превосходные неприятельские силы, нанести им громадные потери и оказать тем громадную услугу общему делу. Это прекрасная страница для славы русской армии…»
Таким образом, в ходе Великого отхода была сохранена действующая армия, и противник не смог добиться желаемого стратегического успеха, понеся большие потери. Как это ни парадоксально, именно стратегический откат русской армии, названный Великим отступлением, ознаменовал крах планов противника вывести Россию из войны (как Марна и Ипр 1914 г. ознаменовали крах планов вывести из войны Францию с Англией).
Причем это прекрасно понимали западные союзники, назвавшие этот стратегический маневр «Победа в поражении» (victory in defeat). Великое отступление русских армий летом 1915 г. привело к сохранению русских армий, а значит, второй фронт борьбы с австро-германцами (смертельный для них уже самим фактом своего существования) также сохранился – и это обстоятельство лишило Германский блок теперь уже даже гипотетической перспективы на успешный исход Первой мировой войны.
1.2. ТОМАШОВСКОЕ СРАЖЕНИЕ 13–16 ИЮНЯ 1915 г.
Томашовское сражение 1915 г. или Второе Томашовское сражение (первое, как известно, произошло в ходе Галицийской битвы 1914 г.) – оборонительная операция армейской группы В.А. Олохова (13‑й армии) при поддержке частей 3‑й армии Северо-Западного фронта 13–16 июня 1915 г.
Для того чтобы прикрыть стык между 3‑й и 8‑й